XXI век и III тысячелетие начались 11 сентября 2001 года в 8.45 утра по нью-йоркскому времени, как в свое время не календарный, а реальный ХХ век начался гибелью “Титаника” и ужасами Первой мировой войны.
Но в тот же день и час случилось еще одно судьбоносное событие: История возобновилась. По крайней мере, для той значительной части человечества, которую принято называть “западным миром”. История возобновилась и разрушила ту иллюзию благополучного завершения эволюции всемирной цивилизации, которая возникла в конце 80-х после поражения коммунистической системы.
Тогда нарушение баланса сил двух мировых систем, определявших развитие на протяжении почти всего века, породило эйфорию победы без применения силы. Ее следствием стало ощущение самодостаточности западного мира, которое начало выражаться в пренебрежении к международным институтам и нормам, казавшимся в новых условиях излишними.
Провозглашенная в нашумевшей статье Фрэнсиса Фукуямы доктрина “конца истории” вызвала, правда, возражения в интеллектуальных кругах, не стала полноценной научной теорией. Однако она отразила умственный настрой, картину мира, сложившуюся в головах влиятельной части западного, прежде всего американского истеблишмента и довольно успешно внедряемую в сознание широких слоев населения.
Согласно этой модели, западный общественный порядок, его ценности, рыночная экономика и построенная на их основе мировая политическая система — не вариант, а единственный путь человеческой цивилизации. Остальные страны и системы рано или поздно, в рамках процесса глобализации, будут втягиваться в общую логику “догоняющего” по отношению к Западу развития и следовать за ним. А те культуры и цивилизации, что останутся за бортом глобализационного процесса, будут деградировать и погибать в процессе исторического отбора.(*** А те народы, что брать в зааймы не будут, те полностью истребяться???)
В свете подобных представлений будущее человечества превращается из напряженного поиска и соревнования различных путей и моделей развития в механический процесс перемалывания стран, народов и культур по единому нивелирующему стандарту. А Западу присваивается статус образца, не только формирующего современный мир, но и являющегося уже сегодня его будущим.
Придание западным странам такого статуса и ценности ведет к определенной политической практике. Оно порождает принципиально новые подходы к организации международных отношений, глобальный эгоизм — право вмешиваться в любую ситуацию в любой точке Земли на основании “гуманитарных” соображений и ценностей прогресса. Такого рода установки разделяются далеко не всеми лидерами западного мира, однако, как показали события последних лет, они в значительной мере были приняты на вооружение руководством США и НАТО.
Нет слов: мы ценим западную цивилизацию, гордимся своей принадлежностью к ней (*** С чего это вы взяли, что мы принадлежим к западной цивилизации?). Не только достижения научно-технического прогресса, рыночной экономики, но и достоинства самой модели общественно-исторического развития, институтов политической демократии и гражданского общества — все это поистине неоценимо.
Вопрос лишь в том, дают ли эти достижения основания считать западную модель строго обязательной для всех незападных стран и народов.
Вопрос тем более важный, что в новой политической ситуации, обнаружившей себя после 11 сентября, такая установка вовсе не безобидна. Она не представляет собой, как казалось поначалу, теоретическую гипотезу. Напротив, по отношению к антизападному экстремизму такая установка образует мощный силовой полюс, провоцирует политическую напряженность, как бы лишающую народы всякой надежды на взаимную толерантность. Ведь если цивилизации, отличные от той, что претендует сегодня на гегемонию, не собираются ни сдаваться, ни нивелироваться, ни сворачивать со своего пути, то при такой идеологической установке ничто не мешает “передовым и цивилизованным” наказывать отсталых и несознательных. А значит, как минимум поощрять милитаризм, гипертрофию секретных служб, разработку и накопление всевозможных вооружений.
А согласно Чехову, если вооружение есть, то оно обязательно забомбит. Это он про театр говорил. Но к мировой сцене тоже относится.